Never looking back... I hate being forced to do something I don't wish to...
Уж не знаю, чего меня так дернуло, но выкладу-ка я все свои шерленские фесты тут. 
блинчики: Шерлок/Ирен«Немного психоанализа»
Сюжет: «Шерлок-сковорода. Ирэн-блин».
Пейринг: сковорода/блин
Рейтинг: деЦкий. Хотя… при достаточно буйной фантазии такого можно навоображать…
- А ты горячий…
Она растекается по нему нежной лаской, прохладной и влажной, густой и сладкой, возможно даже, немного пересоложенной.
Она проникает повсюду – в неглубокие царапины и старомодные квадратики.
О да… его пальто всегда казалось ей старомодным. В меру. И в меру делало его выше.
Она чувствует, что он не просто горячий – он уже раскален до предела, добела. Самое время ей приласкать его…
Она вздыхает: короткий, как вспышка огня, полувсхлип-полустон – с таким звуком на его телефон когда-то приходили смс-ки от нее. А-а-а-ах…
Жар взметается в воздух огненными каплями и застывает на ней, проедая дыры в безупречной молочно-медовой коже.
Как же он разогрелся… А ведь было время – она считала его не меньшим Снеговиком, чем его чопорный старший братец, но как же, Господи, как же она ошибалась! Он такой горячий… и она – она тоже разогревается, раскаляется, лежа на нём. Она уже… почти… готова…
Она дрожит, она вся трепещет в предвкушении нового жара, она уже не в силах различить, где, как, когда и что, непреложной константой остается лишь то, с кем она. С КЕМ…
Она приподнимается, прогнувшись в спинке, вскидывается – и снова приникает к нему, перевернутая чьей-то высшей волей. Кажется, не его. Впрочем, с ним никогда нельзя быть в чем-либо уверенной, только не с ним – никогда… А-а-а-ах…
Она уже пылает – объятая, согретая, убитая и воскрешенная его пылом.
И сладкая…
И, несомненно, вкусная…
И золотисто-загорелая…
И хрустящая…
***
- Черт тебя дери!
Ирен вскинулась на кровати, всё еще чувствуя в теле болезненно-кулинарный жар.
Черт, черт, черт! Она же сама замкнула себя на нём: на эгоцентричном высокомерном умнике в дурацкой шляпе, и теперь просто не знает, как изменить ситуацию. А ее сны – один нелепее другого, особенно этот, нынешний, где он раскаленная сковорода под нею, а она – блин – сверху! Чертово доминирование!
Ирен еще пару секунд поворочалась на смятой простыне, затем встала, не зажигая свет, закурила облегченные. Открыла окно. Душная летняя ночь, упавшая на Ковентри шерстяным покрывалом, медленно поплыла в комнату, цепляясь мраком за занавески, растворяя в себе и звезды, мерцающие высоко в небе, и беловатый сигаретный дым.
Он снился ей по-разному: то мальчишкой подростком, соблазняющим юную гувернантку, то молодым стажером с белым воротничком, склоняющим к сексу стервозную бизнесвумен, то пажом в будуаре королевы. И всегда она была сверху. И всегда отдавалась самозабвенно, жарко, жадно. И всегда – черт, дьявол! – всегда просила пощады ПЕРВАЯ. Дважды! И он сперва отталкивал, а затем прощал… Только сегодня не успел – в странном, глупом образе раскаленной сковороды он не успел простить ее, а просто отпустил. В тот миг, когда она была полностью готова…
Ирен криво усмехнулась: двойственность недавнего сна могла бы показаться забавной, не будь такой критически реальной. Он отпустил ее. И еще отпустил бы. Всегда отпускал бы. Особенно когда ей этого хотелось бы меньше всего…
конец
на заявку "Тройка, семерка, дама"“Партия”
Драббл, гет, шер/лен
От автора: стойкое впечатление, что герои играют в дурака, хотя это по определению не возможно
Они сидят друг напротив друга и не отводят глаз.
Потому что нельзя.
Потому что с такими людьми следует держать ухо востро, потому что стоит лишь на миг проявить невнимательность – и она станет роковой, потому что в ситуации, подобной этой, любая ошибка – уже роковая.
Они застыли друг напротив друга, и безмолвная игра их движений, вздохов и взглядов продолжается. Молчаливый поединок врагов перерастает в любовную схватку – из тех, в которой то мужчина, то женщина оказываются сверху. И не оттого, что предпочитают разнообразие в сексе, просто ни один не привык проигрывать.
- Тройка.
Ее тонкая бровь, изогнувшись изящной дугой, чуть приподнимается – возможно, кто-то менее наблюдательный и не заметил бы.
Она отбивает брошенную карту. Теперь ее черед ходить. Рука мягко скользит вдоль бедра, карты, словно веер, обмахивают колено, карты решают, кому подыграть. Она решает, чего хочет от этой игры. А он, пожалуй, и не собирается размышлять на столь возвышенные, но абсолютно бесполезные темы. Единственное, чего он ждет от поединка, - это победа. Единственное, что он желает сейчас доказать здесь – уникальная гениальность его логики. Он походил тройку, а значит…
- Семерка.
Он сдержанно улыбается, хотя ей понятно: холодные улыбки, подобные этой, ничего не значат в его мире, в его душе, в чертогах его интеллекта.
- Странный выбор.
Она безразлично пожимает плечами – пусть так.
- Бей.
Она спокойна.
Он спокоен.
Все карты давно просчитаны и раскрыты с обеих сторон, и не суть важно, что игроки до сих пор делают вид, будто тщательно скрываются от соперника.
Она смотрит на него из-под кокетливо опущенных ресниц и прикидывает, чем он сейчас ответит ей. Ударит восьмеркой? Наиболее логичный выбор, наиболее подходящая карта. Нет, в самом деле, подходящая по многим причинам. Во-первых, она все свои восьмерки давно сбросила, и крыть нечем. Во-вторых, у него все карты крупные, кроме этой, а оставлять размен в конец игры не слишком-то умно. В-третьих…
Это домыслить не удается – его пальцы тянуться к ответу на брошенный ею вызов.
Его пальцы тонкие и гибкие, и при должном обучении могли бы вытворять с женским телом такое… Впрочем, она не уверена до конца, что он не владеет подобными практиками – от этого человека можно ждать чего угодно! Так вот: пальцы… Они движутся медленно, плавно, хотя кому как не ей знать молниеносную скорость его движений! Они еще ничего не делают, но ее дыхание уже успело сбиться в предвкушении следующего мгновения этой упоительно-бесконечной (или бесконечно упоительной?) схватки. Его пальцы – и его руки. Его руки – излом насмешливых циничных губ. Его губы – острая линия скул.
«С ума сойти, какие скулы… »
О них точно можно порезаться – наотмашь располосовать сердце.
- Дама.
- Что, прости?
Она не сразу возвращается в реальность, вырванная из транса созерцания голосом, прозвучавшим необъяснимо громко.
Он не привык повторять дважды, он способен в данной ситуации разве что мимолетно покоситься на журнальный столик, где черная дама доминантно замерла над восьмеркой.
Дама…
Худший вариант из всех возможных, не только потому, что эта дама – единственная карта такой масти в его руке, а потому, что у нее – у нее-то! – остальные три! И ему расклад известен.
- Нет, - она обезоружено качает головой в попытке понять этот хитрый маневр, уже зная, что потерпит в чем-то поражение. Она не может, не умеет, не в силах быть спокойной, когда ситуация настолько выходит из-под контроля! Не может – и всё тут!
Он же напротив: само смирение:
- Да.
Ладони складываются «домиком», пальцы переплетаются, надежно скрывая уже никого не интересующие оставшиеся карты.
- Но это ведь… по меньшей мере нелогично, - мягко замечает она.
- К сожалению, - он склоняет голову, - я часто бываю нелогичен в вопросах, которые касаются тебя.
Она улыбается и мстительно бросает на импровизированное поле битвы своих дам – он ведь нелогичен сегодня, и он забыл, с кем ведет поединок.
Она верит его словам – не видит причин в них сомневаться.
Она верит ему.
По крайней мере, до той секунды, когда вспомнит, чей теперь ход и какая масть в этой партии козырь…
The end?
на заявку "танец и Париж"«Stay calm and do it. Twice»
Жанр: эстетический майндфак
Шерлок/И рен, романтика, Париж
- Дважды…
- Что, прости?
- Я уже предупреждала тебя: дважды.
В их прошлом этих самых «дважды» было не так уж и много: пара угроз, пара сантиментов, пару раз он вёл партию, пару раз она. Теперь снова он ведет, по крайне мере, должен вести в танце. До тех пор, пока женщина не захочет наоборот.
Шаг. И поворот. Ладонь скользит по изгибу талии и, остановившись на миг, разглаживает складку на женском платье. Теперь идеально. Идеально во всем.
- Что ты делаешь? – он недовольно хмурит брови.
- Навожу порядок с твоей одеждой, - ее губы снова ярко-алые, как кровь. И почти прикасаются к белому воротнику его рубашки. – Чтобы никто ничего не заподозрил…
Медленная музыка вдруг делает неожиданный выпад – резко останавливается, замирает на высокой надрывной ноте.
И его движение, словно пытаясь повторить этот миг, обрывается, руки толкают женское тело вниз – и ловят над самым полом. Танцующие вокруг пары выдыхают одним слитным французским «Ah…» Только она спокойна. И смотрит прямо в глаза. И на губах вместе с улыбкой застыло это проклятое «дважды».
- Может, хочешь прямо здесь?.. – ее голос, грудной и низкий, в одном тембре с ее дыханием. Рука на несколько секунд замирает в воздухе перед его лицом, а затем тонкий палец проводит вдоль линии скулы.
«С ума сойти, какие скулы…»
Лак в тон кроваво-алой помаде, и в тон хищной натуре, спрятанной в кружевное белье и шелковое платье. Того и глядишь – кровь капнет из-под кожи.
Он насмешливо улыбается в ответ:
- А если хочу? Что тогда?
Она прикрывает глаза и дышит по-особенному – словно кошка урчит: расслабленно, мирно, искушающе. Она разжимает пальцы – уже не держится за его плечо, просто плывет в такт музыке. В плавном полете локоны покачиваются и поблескивают в свете хрустальных люстр.
- Если хочешь, можем и попробовать…
Он поднимает ее – снова рывком. Глаза в глаза, руки сплелись, и воздух стал отчаянно горячим.
Музыка тоже меняется.
Меняются пары на танцполе. А они остаются. Они сражаются с танцем, они пытаются вырвать эту победу друг у друга.
Где-то у линии горизонта тьма начинает поглощать звезды – очевидно, сгущаются тучи.
Шаг – выпад. Поклон – отступ. Па вперед – и сразу же несколько шагов назад, мучительно быстрых, огненно страстных. Поворот головы: быстро – вправо, медленно – на исходную позицию. Поворот корпуса – и стройное женское тело напрягается струной в мужских руках. Щека на мгновение соприкасается со щекой, скользит и, отпрянув, остается лишь ощущением прохлады на коже.
- Видишь его?
- Нет. А ты?
- Я тоже.
Новый виток музыки, новый почти пирует – просто совместное движение обрывается раньше, чем партнеры завершат поворот.
- Вот он!
- Уверен?
- Шутишь! – его самодовольная ухмылка не оставляет сомнений в правильности его умозаключений, в безупречности логики. – Я перехвачу его на выходе. Вон там.
Очередной поворот.
- О, теперь я тоже его вижу. В одежде официанта.
- Точно… Что он делает сейчас?
- Подходит к посетителям…
- К которым?
- Пожилой джентльмен и блондинка.
- А, внучка винодела. Что происходить сейчас?
Она выразительно приподнимает бровь:
- Сам посмотреть не хочешь?
- Этот человек видел меня пару раз, - досадливо фыркает он, - вполне мог запомнить.
- Резонно.
- По-прежнему у пятого столика?
- Нет, уже направляется к двери.
- Вот там и перехвачу паршивца. Когда пройдет мимо барной стойки.
- Вроде, пока что остановился. Разговаривает с кем-то. Осматривается.
- Хитрый лис, чует слежку.
- Но ты-то хитрее.
- Я гений.
И почему она не удивлена такому заявлению?..
- Идет дальше?
- Вероятно, собирается.
- Следи за ним.
- Слежу. Повернулся к выходу.
- Шаг, два, три… - он считает про себя, только губы шевелятся в такт словам. Или в такт музыке. – Уже?
- Почти…
- Когда?
- Когда скажу «беги» - беги!
Опять.
Опять во второй раз.
Во второй раз за последнюю пару недель.
Гром музыки смолкает. Остается в гордом одиночестве тоскующая о чем-то скрипка, да и той осталось плакать недолго – пока не стихнет последний фортепьянный аккорд.
Спокойной. Главное: остаться спокойной. Вдохнуть и выдохнуть. И снова сделать это: отпустить его. Правда, всегда остается вероятность того, что он вернется в самом неожиданном обличье, в месте, где она точно не станет его ждать, в минуту, когда ей непременно понадобится помощь.
Она подошла к столику, присела и отпила глоток шампанского.
Вообще-то глупая ситуация: исполнять роль статистки в его очередном деле, помогать ловить какого-то там преступника просто потому, что однажды вечером он появился в ее парижской квартире и сказал: «Привет». И потянул ее в оперу. А затем на Эйфелеву башню. И в ресторан. И на танцпол – под пристальное внимание дам, кавалеров, официантов и хрустальных люстр. И, наконец, ушел – бросил ее одну, хотя вообще-то это исключительно ее прерогатива.
Опершись подбородком на переплетенные пальцы, она покосилась вниз. Это роскошно и немножко испорчено: когда Париж со всеми его огнями, страстями и темными переулками лежит твоих ног. Едва ощутимая прохлада тянется невесомым шлейфом откуда-то со стороны Елисейских полей. Это ветер или чье-то легкое дыхание? Недосягаемое, нереальное, эфемерное…
Спокойной… важно остаться спокойной…
- Скучаешь?
Она распахнула глаза и встретилась взглядом с его глазами, с парижскими огнями, сверкающими на дне его зрачков. Потому что очередное дело завершено победой. Потому что дождем уже пахнет в воздухе. Потому что Париж.
- Вовсе нет. Здесь… очень романтично.
Заинтересованно прищурившись, он уточняет:
- Мне казалось, романтика не для тебя.
- И не для тебя, - в тон ему отвечает она.
- Это уж точно.
- Даже если бы завтра случился конец света?
Непонятно, чего больше в ее вопросе: шутки или… разочарования.
- Даже в этом случае, - без тени сомнения заявляет он. – Никакой романтики. – утверждает он. – Разве что… - и тут его голос становится тише, - просто успокоиться, вздохнуть поглубже – и…
Словно перехватив его мысли, она вцепляется в ворот его пальто и выдыхает в мужские губы, в горячий воздух, в запах табака:
- Дважды!..
Конец
на заявку "фетиш и чулки"«Совпадение»
Шерлок Холмс/Ирен Адлер
Рейтинг: PG… ну, пожалуй, 15… и то за намеки и ситуацию
Сюжет: нечто фетишистско-анатомическое
Заявка на фетиш-тур (фетиш – чулки)
~
- Это обязательно?
- О да… - «Какой же Вы… упрямый, господин детектив»
- Сомнительное утверждение.
- Вы полагаете? – «Сомнительно утверждать что-либо до оскомины пресное, лежа в одних брюках на кровати с кованой спинкой, когда крепкий капрон перетягивает запястья».
- Уверен. К тому же, эти манипуляции – всего лишь воплощение некогда нереализованных Вами эротических фантазий.
- Разве? – «Да и вообще, кто тебе сказал, что хоть одна из моих фантазий осталась нереализованной? Просто всему свое время. И место. Время и место. Именно так».
- Разумеется, мисс Адлер. С чего еще так расширяться Вашим зрачкам?
- Хм… трудно не возбудиться в подобной ситуации, мистер Холмс. Но… мне казалось, это Вам понадобилось прикрытие. – «С ума сойти, как может действовать на женщину занудный мизантроп с холодным циничным взглядом!» - И кстати, если уж Вам любопытно, меня возбуждает не столь сам объект, сколь опасность ситуации в целом.
- Не без того. И все же…
- Вы слишком высокого о себе мнения! Впрочем, ничего нового.
- А что, Ваш телефон до сих пор зациклен на мне?*
Резкое движение – и чулки еще сильнее перехватывают запястья. Кожа сперва белеет под ними, а затем чуть темнеет, становится бледно-багровой – крепкий узел не только удерживает руки, но перехватывает сосуды, замедляет кровоток.
Прозрачные чулки практически не видны на смуглой коже, загоревшей под палящим солнцем Камбоджи, только черный шов перечеркивает плечо и чем-то похож на старый шрам.
Черный шрам проходит через сердце.
- Мы немного отклонились от темы. – «Интересно, какие дела притащили тебя сюда, милый, через полсвета как раз в то время, когда здесь оказалась я?» - Вы боитесь, что за Вами следили?
- Чего мне бояться?
- Хм… не знаю… Разоблачения? – «Черт, эта приподнятая бровь – как приговор. И я уже выслушивала его. Дважды».
- Думаю, об этом поздно думать сейчас, когда моё инкогнито уже успели раскрыть.
- Даже так?! – «Не за тем ли ты у меня? Хотя… ты ведь не скрывал. Ничего. Ровным счетом ничего». – Вам нужно прикрытие.
- Да. В какой-то степени.
- Хотите доказать своим преследователям, что великий Шерлок Холмс – обычный человек и ничто человеческое ему не чуждо? – «Или надеешься, что от тебя отцепятся, пока ты лежишь тут, подо мной, привязанный к спинке кровати парой бешено дорогих чулок с соблазнительными черными стрелками?» - Не боитесь, что в таком… ммм… щекотливом положении великий Шерлок Холмс может показаться не таким уж великим?
- Рядом с подобной женщиной любой мужчина выглядит весьма заурядно.
- О! Вы так считаете? Польщена…
- Ближе…
- Простите?
- Ближе. Я хочу, чтобы Ваши губы были гораздо ближе.
- Вот так?..
Губы приближаются к мужским губам. Губы уже терпнут от близости поцелуя, потому что за прошедшие несколько лет никогда сама его возможность не была еще столь близка.
Распущенные волосы стекают по женским плечам и прикасаются к плечам мужским – одними кончиками, словно играя, как бы флиртуя.
- Еще ближе.
- Так?
- Да…
- Очень любопытно. – «Очень интригует… С чего ты начнешь – привязанный и полностью мой?» - Жаждете поцелуя?
- Жажду…
«Ну же! Я знаю: ты умеешь! Дьявольски хорошо умеешь – так что женщина готова кончить еще до того, как поцелуешь по-настоящему!»
- Жажду… да… пожалуй… Жажду сказать, что… не я считаю. Люди, следящие за мной, уверены в этом. Не будем их разочаровывать, мисс Адлер.
«Жажду сказать, что…» - и театральная пауза ровно на два вздоха.
- А Вы ничуть не изменились, мистер Холмс. Разве что поднаторели в ледяной сдержанности. Никак одолжили немного у старшего братца? – «Ну, сотри, сотри же с губ эту кривую ухмылку!»
- Только не надо пытаться показать, что Вас это разочаровывает.
- Скорее, меня бы разочаровала противоположная ситуация.
- Я тоже склоняюсь к мысли, что по каким-то неизвестным науке причинам нравлюсь Вам именно таким, каковым являюсь.
- Вы очень скромны.
- Вы очень привлекательны для…
- Для женщины? – «Ты ведь понимаешь, почему я спросила об этом так нарочито громко, сделав акцент на последнем слове? Ну почему же, почему ты не выглядишь ни смущенным, ни сбитым с толку, ни оскорбленным!? Наверное, потому, что ты – это… ты…»
- Для умной женщины.
- Достойный ответ. – «Неожиданно. Интересно, смогли бы мы общаться запросто, не играя друг с другом, не увиливая от правдивых ответов?» - Неужели, по-вашему, умная женщина не может быть красивой?
- Может. Как оказалось, может.
- И я тому пример?
- Вы на редкость проницательны.
- Вы ведь сами только что сделали мне комплимент по поводу ума, мистер Холмс.
- Проницательность и ум суть разные вещи.
- Согласна. – «Скажи об этом кому-нибудь другому, только не мне!» - Так что же? Продолжим?
- Извольте.
Острый ноготь крадется по мужской обнаженной груди, очерчивает плоский сосок, опускается немного ниже.
Ей хочется снова и снова чувствовать теплую кожу. Ей хочется пальцами, ладонями, собственным телом пересчитать все его ребра и воскликнуть восторженно и громко: «Двенадцать пар – как у обычного человека!» Двенадцать пар ребер, одна голова, две руки и две ноги, напряженный живот, а чуть пониже… еще кое-что, весьма… напряжено. Всё как у обычного человека. Только сердца нет. По крайней мере, оно не бьется. Или бьется, но очень-очень тихо. Если прислушаться… Т-с-с-с… Прислушаться – и склониться низко-низко, к самой груди. К грудной клетке… Прикоснуться теплым языком к впадинке между ключиц: у женщин она соблазнительней и слаще, у него… мммм… сумасшествие просто, какая на вкус!
- Они ушли.
- Ч-что? – «А ты все же не каменный… Голос охрип, пусть немного, пусть на полтакта, но стал, стал ниже! А мой голос… дрогнул?»
- Те, кто следил за мной.
- Да бросьте Вы, мистер Холмс? Как Вы верно заметили, я весьма наблюдательна и не верю в подобные совпадения.
- В совпадения? Какого рода?
- В то, что Вас, ВАС преследовал невесть кто, в то, что именно я смогла послужить прикрытием, ну, и…
- И что?
- И всё такое прочее. – «Довольно игр на сегодня. Пора вставать». – Расслабьтесь, я развяжу.
- Не стоит утруждаться.
- В каком…
- …смысле?
Молниеносный поворот крепко стянутых запястий – и руки точно выскальзывают, выныривают: из-под нейлона, из-за кованых прутьев.
А чулки остаются в пальцах, зажатые намертво. И обхватывают теперь женские плечи – обжигают кожу силой трения. Тяжелое мужское тело наваливается сверху, пресекая движения.
- Мистер Холмс?! – «Я умерла. Или сошла с ума. Или выпила лишнего».
- На сегодня хватит игр. Продолжим?
~
* очень вольная со стороны автора игра слов
блинчики: Шерлок/Ирен«Немного психоанализа»
Сюжет: «Шерлок-сковорода. Ирэн-блин».
Пейринг: сковорода/блин
Рейтинг: деЦкий. Хотя… при достаточно буйной фантазии такого можно навоображать…
- А ты горячий…
Она растекается по нему нежной лаской, прохладной и влажной, густой и сладкой, возможно даже, немного пересоложенной.
Она проникает повсюду – в неглубокие царапины и старомодные квадратики.
О да… его пальто всегда казалось ей старомодным. В меру. И в меру делало его выше.
Она чувствует, что он не просто горячий – он уже раскален до предела, добела. Самое время ей приласкать его…
Она вздыхает: короткий, как вспышка огня, полувсхлип-полустон – с таким звуком на его телефон когда-то приходили смс-ки от нее. А-а-а-ах…
Жар взметается в воздух огненными каплями и застывает на ней, проедая дыры в безупречной молочно-медовой коже.
Как же он разогрелся… А ведь было время – она считала его не меньшим Снеговиком, чем его чопорный старший братец, но как же, Господи, как же она ошибалась! Он такой горячий… и она – она тоже разогревается, раскаляется, лежа на нём. Она уже… почти… готова…
Она дрожит, она вся трепещет в предвкушении нового жара, она уже не в силах различить, где, как, когда и что, непреложной константой остается лишь то, с кем она. С КЕМ…
Она приподнимается, прогнувшись в спинке, вскидывается – и снова приникает к нему, перевернутая чьей-то высшей волей. Кажется, не его. Впрочем, с ним никогда нельзя быть в чем-либо уверенной, только не с ним – никогда… А-а-а-ах…
Она уже пылает – объятая, согретая, убитая и воскрешенная его пылом.
И сладкая…
И, несомненно, вкусная…
И золотисто-загорелая…
И хрустящая…
***
- Черт тебя дери!
Ирен вскинулась на кровати, всё еще чувствуя в теле болезненно-кулинарный жар.
Черт, черт, черт! Она же сама замкнула себя на нём: на эгоцентричном высокомерном умнике в дурацкой шляпе, и теперь просто не знает, как изменить ситуацию. А ее сны – один нелепее другого, особенно этот, нынешний, где он раскаленная сковорода под нею, а она – блин – сверху! Чертово доминирование!
Ирен еще пару секунд поворочалась на смятой простыне, затем встала, не зажигая свет, закурила облегченные. Открыла окно. Душная летняя ночь, упавшая на Ковентри шерстяным покрывалом, медленно поплыла в комнату, цепляясь мраком за занавески, растворяя в себе и звезды, мерцающие высоко в небе, и беловатый сигаретный дым.
Он снился ей по-разному: то мальчишкой подростком, соблазняющим юную гувернантку, то молодым стажером с белым воротничком, склоняющим к сексу стервозную бизнесвумен, то пажом в будуаре королевы. И всегда она была сверху. И всегда отдавалась самозабвенно, жарко, жадно. И всегда – черт, дьявол! – всегда просила пощады ПЕРВАЯ. Дважды! И он сперва отталкивал, а затем прощал… Только сегодня не успел – в странном, глупом образе раскаленной сковороды он не успел простить ее, а просто отпустил. В тот миг, когда она была полностью готова…
Ирен криво усмехнулась: двойственность недавнего сна могла бы показаться забавной, не будь такой критически реальной. Он отпустил ее. И еще отпустил бы. Всегда отпускал бы. Особенно когда ей этого хотелось бы меньше всего…
конец
на заявку "Тройка, семерка, дама"“Партия”
Драббл, гет, шер/лен
От автора: стойкое впечатление, что герои играют в дурака, хотя это по определению не возможно
Они сидят друг напротив друга и не отводят глаз.
Потому что нельзя.
Потому что с такими людьми следует держать ухо востро, потому что стоит лишь на миг проявить невнимательность – и она станет роковой, потому что в ситуации, подобной этой, любая ошибка – уже роковая.
Они застыли друг напротив друга, и безмолвная игра их движений, вздохов и взглядов продолжается. Молчаливый поединок врагов перерастает в любовную схватку – из тех, в которой то мужчина, то женщина оказываются сверху. И не оттого, что предпочитают разнообразие в сексе, просто ни один не привык проигрывать.
- Тройка.
Ее тонкая бровь, изогнувшись изящной дугой, чуть приподнимается – возможно, кто-то менее наблюдательный и не заметил бы.
Она отбивает брошенную карту. Теперь ее черед ходить. Рука мягко скользит вдоль бедра, карты, словно веер, обмахивают колено, карты решают, кому подыграть. Она решает, чего хочет от этой игры. А он, пожалуй, и не собирается размышлять на столь возвышенные, но абсолютно бесполезные темы. Единственное, чего он ждет от поединка, - это победа. Единственное, что он желает сейчас доказать здесь – уникальная гениальность его логики. Он походил тройку, а значит…
- Семерка.
Он сдержанно улыбается, хотя ей понятно: холодные улыбки, подобные этой, ничего не значат в его мире, в его душе, в чертогах его интеллекта.
- Странный выбор.
Она безразлично пожимает плечами – пусть так.
- Бей.
Она спокойна.
Он спокоен.
Все карты давно просчитаны и раскрыты с обеих сторон, и не суть важно, что игроки до сих пор делают вид, будто тщательно скрываются от соперника.
Она смотрит на него из-под кокетливо опущенных ресниц и прикидывает, чем он сейчас ответит ей. Ударит восьмеркой? Наиболее логичный выбор, наиболее подходящая карта. Нет, в самом деле, подходящая по многим причинам. Во-первых, она все свои восьмерки давно сбросила, и крыть нечем. Во-вторых, у него все карты крупные, кроме этой, а оставлять размен в конец игры не слишком-то умно. В-третьих…
Это домыслить не удается – его пальцы тянуться к ответу на брошенный ею вызов.
Его пальцы тонкие и гибкие, и при должном обучении могли бы вытворять с женским телом такое… Впрочем, она не уверена до конца, что он не владеет подобными практиками – от этого человека можно ждать чего угодно! Так вот: пальцы… Они движутся медленно, плавно, хотя кому как не ей знать молниеносную скорость его движений! Они еще ничего не делают, но ее дыхание уже успело сбиться в предвкушении следующего мгновения этой упоительно-бесконечной (или бесконечно упоительной?) схватки. Его пальцы – и его руки. Его руки – излом насмешливых циничных губ. Его губы – острая линия скул.
«С ума сойти, какие скулы… »
О них точно можно порезаться – наотмашь располосовать сердце.
- Дама.
- Что, прости?
Она не сразу возвращается в реальность, вырванная из транса созерцания голосом, прозвучавшим необъяснимо громко.
Он не привык повторять дважды, он способен в данной ситуации разве что мимолетно покоситься на журнальный столик, где черная дама доминантно замерла над восьмеркой.
Дама…
Худший вариант из всех возможных, не только потому, что эта дама – единственная карта такой масти в его руке, а потому, что у нее – у нее-то! – остальные три! И ему расклад известен.
- Нет, - она обезоружено качает головой в попытке понять этот хитрый маневр, уже зная, что потерпит в чем-то поражение. Она не может, не умеет, не в силах быть спокойной, когда ситуация настолько выходит из-под контроля! Не может – и всё тут!
Он же напротив: само смирение:
- Да.
Ладони складываются «домиком», пальцы переплетаются, надежно скрывая уже никого не интересующие оставшиеся карты.
- Но это ведь… по меньшей мере нелогично, - мягко замечает она.
- К сожалению, - он склоняет голову, - я часто бываю нелогичен в вопросах, которые касаются тебя.
Она улыбается и мстительно бросает на импровизированное поле битвы своих дам – он ведь нелогичен сегодня, и он забыл, с кем ведет поединок.
Она верит его словам – не видит причин в них сомневаться.
Она верит ему.
По крайней мере, до той секунды, когда вспомнит, чей теперь ход и какая масть в этой партии козырь…
The end?
на заявку "танец и Париж"«Stay calm and do it. Twice»
Жанр: эстетический майндфак
Шерлок/И рен, романтика, Париж
- Дважды…
- Что, прости?
- Я уже предупреждала тебя: дважды.
В их прошлом этих самых «дважды» было не так уж и много: пара угроз, пара сантиментов, пару раз он вёл партию, пару раз она. Теперь снова он ведет, по крайне мере, должен вести в танце. До тех пор, пока женщина не захочет наоборот.
Шаг. И поворот. Ладонь скользит по изгибу талии и, остановившись на миг, разглаживает складку на женском платье. Теперь идеально. Идеально во всем.
- Что ты делаешь? – он недовольно хмурит брови.
- Навожу порядок с твоей одеждой, - ее губы снова ярко-алые, как кровь. И почти прикасаются к белому воротнику его рубашки. – Чтобы никто ничего не заподозрил…
Медленная музыка вдруг делает неожиданный выпад – резко останавливается, замирает на высокой надрывной ноте.
И его движение, словно пытаясь повторить этот миг, обрывается, руки толкают женское тело вниз – и ловят над самым полом. Танцующие вокруг пары выдыхают одним слитным французским «Ah…» Только она спокойна. И смотрит прямо в глаза. И на губах вместе с улыбкой застыло это проклятое «дважды».
- Может, хочешь прямо здесь?.. – ее голос, грудной и низкий, в одном тембре с ее дыханием. Рука на несколько секунд замирает в воздухе перед его лицом, а затем тонкий палец проводит вдоль линии скулы.
«С ума сойти, какие скулы…»
Лак в тон кроваво-алой помаде, и в тон хищной натуре, спрятанной в кружевное белье и шелковое платье. Того и глядишь – кровь капнет из-под кожи.
Он насмешливо улыбается в ответ:
- А если хочу? Что тогда?
Она прикрывает глаза и дышит по-особенному – словно кошка урчит: расслабленно, мирно, искушающе. Она разжимает пальцы – уже не держится за его плечо, просто плывет в такт музыке. В плавном полете локоны покачиваются и поблескивают в свете хрустальных люстр.
- Если хочешь, можем и попробовать…
Он поднимает ее – снова рывком. Глаза в глаза, руки сплелись, и воздух стал отчаянно горячим.
Музыка тоже меняется.
Меняются пары на танцполе. А они остаются. Они сражаются с танцем, они пытаются вырвать эту победу друг у друга.
Где-то у линии горизонта тьма начинает поглощать звезды – очевидно, сгущаются тучи.
Шаг – выпад. Поклон – отступ. Па вперед – и сразу же несколько шагов назад, мучительно быстрых, огненно страстных. Поворот головы: быстро – вправо, медленно – на исходную позицию. Поворот корпуса – и стройное женское тело напрягается струной в мужских руках. Щека на мгновение соприкасается со щекой, скользит и, отпрянув, остается лишь ощущением прохлады на коже.
- Видишь его?
- Нет. А ты?
- Я тоже.
Новый виток музыки, новый почти пирует – просто совместное движение обрывается раньше, чем партнеры завершат поворот.
- Вот он!
- Уверен?
- Шутишь! – его самодовольная ухмылка не оставляет сомнений в правильности его умозаключений, в безупречности логики. – Я перехвачу его на выходе. Вон там.
Очередной поворот.
- О, теперь я тоже его вижу. В одежде официанта.
- Точно… Что он делает сейчас?
- Подходит к посетителям…
- К которым?
- Пожилой джентльмен и блондинка.
- А, внучка винодела. Что происходить сейчас?
Она выразительно приподнимает бровь:
- Сам посмотреть не хочешь?
- Этот человек видел меня пару раз, - досадливо фыркает он, - вполне мог запомнить.
- Резонно.
- По-прежнему у пятого столика?
- Нет, уже направляется к двери.
- Вот там и перехвачу паршивца. Когда пройдет мимо барной стойки.
- Вроде, пока что остановился. Разговаривает с кем-то. Осматривается.
- Хитрый лис, чует слежку.
- Но ты-то хитрее.
- Я гений.
И почему она не удивлена такому заявлению?..
- Идет дальше?
- Вероятно, собирается.
- Следи за ним.
- Слежу. Повернулся к выходу.
- Шаг, два, три… - он считает про себя, только губы шевелятся в такт словам. Или в такт музыке. – Уже?
- Почти…
- Когда?
- Когда скажу «беги» - беги!
Опять.
Опять во второй раз.
Во второй раз за последнюю пару недель.
Гром музыки смолкает. Остается в гордом одиночестве тоскующая о чем-то скрипка, да и той осталось плакать недолго – пока не стихнет последний фортепьянный аккорд.
Спокойной. Главное: остаться спокойной. Вдохнуть и выдохнуть. И снова сделать это: отпустить его. Правда, всегда остается вероятность того, что он вернется в самом неожиданном обличье, в месте, где она точно не станет его ждать, в минуту, когда ей непременно понадобится помощь.
Она подошла к столику, присела и отпила глоток шампанского.
Вообще-то глупая ситуация: исполнять роль статистки в его очередном деле, помогать ловить какого-то там преступника просто потому, что однажды вечером он появился в ее парижской квартире и сказал: «Привет». И потянул ее в оперу. А затем на Эйфелеву башню. И в ресторан. И на танцпол – под пристальное внимание дам, кавалеров, официантов и хрустальных люстр. И, наконец, ушел – бросил ее одну, хотя вообще-то это исключительно ее прерогатива.
Опершись подбородком на переплетенные пальцы, она покосилась вниз. Это роскошно и немножко испорчено: когда Париж со всеми его огнями, страстями и темными переулками лежит твоих ног. Едва ощутимая прохлада тянется невесомым шлейфом откуда-то со стороны Елисейских полей. Это ветер или чье-то легкое дыхание? Недосягаемое, нереальное, эфемерное…
Спокойной… важно остаться спокойной…
- Скучаешь?
Она распахнула глаза и встретилась взглядом с его глазами, с парижскими огнями, сверкающими на дне его зрачков. Потому что очередное дело завершено победой. Потому что дождем уже пахнет в воздухе. Потому что Париж.
- Вовсе нет. Здесь… очень романтично.
Заинтересованно прищурившись, он уточняет:
- Мне казалось, романтика не для тебя.
- И не для тебя, - в тон ему отвечает она.
- Это уж точно.
- Даже если бы завтра случился конец света?
Непонятно, чего больше в ее вопросе: шутки или… разочарования.
- Даже в этом случае, - без тени сомнения заявляет он. – Никакой романтики. – утверждает он. – Разве что… - и тут его голос становится тише, - просто успокоиться, вздохнуть поглубже – и…
Словно перехватив его мысли, она вцепляется в ворот его пальто и выдыхает в мужские губы, в горячий воздух, в запах табака:
- Дважды!..
Конец
на заявку "фетиш и чулки"«Совпадение»
Шерлок Холмс/Ирен Адлер
Рейтинг: PG… ну, пожалуй, 15… и то за намеки и ситуацию
Сюжет: нечто фетишистско-анатомическое
Заявка на фетиш-тур (фетиш – чулки)
~
- Это обязательно?
- О да… - «Какой же Вы… упрямый, господин детектив»
- Сомнительное утверждение.
- Вы полагаете? – «Сомнительно утверждать что-либо до оскомины пресное, лежа в одних брюках на кровати с кованой спинкой, когда крепкий капрон перетягивает запястья».
- Уверен. К тому же, эти манипуляции – всего лишь воплощение некогда нереализованных Вами эротических фантазий.
- Разве? – «Да и вообще, кто тебе сказал, что хоть одна из моих фантазий осталась нереализованной? Просто всему свое время. И место. Время и место. Именно так».
- Разумеется, мисс Адлер. С чего еще так расширяться Вашим зрачкам?
- Хм… трудно не возбудиться в подобной ситуации, мистер Холмс. Но… мне казалось, это Вам понадобилось прикрытие. – «С ума сойти, как может действовать на женщину занудный мизантроп с холодным циничным взглядом!» - И кстати, если уж Вам любопытно, меня возбуждает не столь сам объект, сколь опасность ситуации в целом.
- Не без того. И все же…
- Вы слишком высокого о себе мнения! Впрочем, ничего нового.
- А что, Ваш телефон до сих пор зациклен на мне?*
Резкое движение – и чулки еще сильнее перехватывают запястья. Кожа сперва белеет под ними, а затем чуть темнеет, становится бледно-багровой – крепкий узел не только удерживает руки, но перехватывает сосуды, замедляет кровоток.
Прозрачные чулки практически не видны на смуглой коже, загоревшей под палящим солнцем Камбоджи, только черный шов перечеркивает плечо и чем-то похож на старый шрам.
Черный шрам проходит через сердце.
- Мы немного отклонились от темы. – «Интересно, какие дела притащили тебя сюда, милый, через полсвета как раз в то время, когда здесь оказалась я?» - Вы боитесь, что за Вами следили?
- Чего мне бояться?
- Хм… не знаю… Разоблачения? – «Черт, эта приподнятая бровь – как приговор. И я уже выслушивала его. Дважды».
- Думаю, об этом поздно думать сейчас, когда моё инкогнито уже успели раскрыть.
- Даже так?! – «Не за тем ли ты у меня? Хотя… ты ведь не скрывал. Ничего. Ровным счетом ничего». – Вам нужно прикрытие.
- Да. В какой-то степени.
- Хотите доказать своим преследователям, что великий Шерлок Холмс – обычный человек и ничто человеческое ему не чуждо? – «Или надеешься, что от тебя отцепятся, пока ты лежишь тут, подо мной, привязанный к спинке кровати парой бешено дорогих чулок с соблазнительными черными стрелками?» - Не боитесь, что в таком… ммм… щекотливом положении великий Шерлок Холмс может показаться не таким уж великим?
- Рядом с подобной женщиной любой мужчина выглядит весьма заурядно.
- О! Вы так считаете? Польщена…
- Ближе…
- Простите?
- Ближе. Я хочу, чтобы Ваши губы были гораздо ближе.
- Вот так?..
Губы приближаются к мужским губам. Губы уже терпнут от близости поцелуя, потому что за прошедшие несколько лет никогда сама его возможность не была еще столь близка.
Распущенные волосы стекают по женским плечам и прикасаются к плечам мужским – одними кончиками, словно играя, как бы флиртуя.
- Еще ближе.
- Так?
- Да…
- Очень любопытно. – «Очень интригует… С чего ты начнешь – привязанный и полностью мой?» - Жаждете поцелуя?
- Жажду…
«Ну же! Я знаю: ты умеешь! Дьявольски хорошо умеешь – так что женщина готова кончить еще до того, как поцелуешь по-настоящему!»
- Жажду… да… пожалуй… Жажду сказать, что… не я считаю. Люди, следящие за мной, уверены в этом. Не будем их разочаровывать, мисс Адлер.
«Жажду сказать, что…» - и театральная пауза ровно на два вздоха.
- А Вы ничуть не изменились, мистер Холмс. Разве что поднаторели в ледяной сдержанности. Никак одолжили немного у старшего братца? – «Ну, сотри, сотри же с губ эту кривую ухмылку!»
- Только не надо пытаться показать, что Вас это разочаровывает.
- Скорее, меня бы разочаровала противоположная ситуация.
- Я тоже склоняюсь к мысли, что по каким-то неизвестным науке причинам нравлюсь Вам именно таким, каковым являюсь.
- Вы очень скромны.
- Вы очень привлекательны для…
- Для женщины? – «Ты ведь понимаешь, почему я спросила об этом так нарочито громко, сделав акцент на последнем слове? Ну почему же, почему ты не выглядишь ни смущенным, ни сбитым с толку, ни оскорбленным!? Наверное, потому, что ты – это… ты…»
- Для умной женщины.
- Достойный ответ. – «Неожиданно. Интересно, смогли бы мы общаться запросто, не играя друг с другом, не увиливая от правдивых ответов?» - Неужели, по-вашему, умная женщина не может быть красивой?
- Может. Как оказалось, может.
- И я тому пример?
- Вы на редкость проницательны.
- Вы ведь сами только что сделали мне комплимент по поводу ума, мистер Холмс.
- Проницательность и ум суть разные вещи.
- Согласна. – «Скажи об этом кому-нибудь другому, только не мне!» - Так что же? Продолжим?
- Извольте.
Острый ноготь крадется по мужской обнаженной груди, очерчивает плоский сосок, опускается немного ниже.
Ей хочется снова и снова чувствовать теплую кожу. Ей хочется пальцами, ладонями, собственным телом пересчитать все его ребра и воскликнуть восторженно и громко: «Двенадцать пар – как у обычного человека!» Двенадцать пар ребер, одна голова, две руки и две ноги, напряженный живот, а чуть пониже… еще кое-что, весьма… напряжено. Всё как у обычного человека. Только сердца нет. По крайней мере, оно не бьется. Или бьется, но очень-очень тихо. Если прислушаться… Т-с-с-с… Прислушаться – и склониться низко-низко, к самой груди. К грудной клетке… Прикоснуться теплым языком к впадинке между ключиц: у женщин она соблазнительней и слаще, у него… мммм… сумасшествие просто, какая на вкус!
- Они ушли.
- Ч-что? – «А ты все же не каменный… Голос охрип, пусть немного, пусть на полтакта, но стал, стал ниже! А мой голос… дрогнул?»
- Те, кто следил за мной.
- Да бросьте Вы, мистер Холмс? Как Вы верно заметили, я весьма наблюдательна и не верю в подобные совпадения.
- В совпадения? Какого рода?
- В то, что Вас, ВАС преследовал невесть кто, в то, что именно я смогла послужить прикрытием, ну, и…
- И что?
- И всё такое прочее. – «Довольно игр на сегодня. Пора вставать». – Расслабьтесь, я развяжу.
- Не стоит утруждаться.
- В каком…
- …смысле?
Молниеносный поворот крепко стянутых запястий – и руки точно выскальзывают, выныривают: из-под нейлона, из-за кованых прутьев.
А чулки остаются в пальцах, зажатые намертво. И обхватывают теперь женские плечи – обжигают кожу силой трения. Тяжелое мужское тело наваливается сверху, пресекая движения.
- Мистер Холмс?! – «Я умерла. Или сошла с ума. Или выпила лишнего».
- На сегодня хватит игр. Продолжим?
~
* очень вольная со стороны автора игра слов
@темы: Наболевшее, Проза и драматургия, Пэйринги, ШХ, ФФ, my ОТР..., Мой любимый детектив, Скорпионство, Фильмы и сериалы, Друзья, Личное, ПЧелки, ШИ
-
-
18.03.2013 в 01:39Отлично! )))
-
-
18.03.2013 в 01:51-
-
18.03.2013 в 22:38Вчера надо было
-
-
21.03.2013 в 23:53